осушив свои красные чаши, эти два короля забыли свои различия и относительно спорного островка ничего больше никогда друг от друга не слышали; ибо случилось так, что в то время, пока они больше всего горячились из-за него, тот внезапно исчез с глаз долой, оказавшись островом вулканического происхождения.

Глава XLIV

Они блуждают по Доминоре в поисках Йиллы

Наконец, покинув дворец короля Белло, мы пошли дальше, всё ещё полные решимости относительно предмета наших поисков.

Много славных достопримечательностей увидели мы. Прекрасные поля, прекрасные сады, зелёные изгороди повсюду вокруг, изобилие опрятных домиков, подобных белым мышам в пейзаже, древние дубовые рощи, крепкие и бодрые, увитые плющом старые храмы, старые мощи героев древности, скрытые глубоко в просторных рощах возле залива, старые реки, несущие вниз по течению тяжело гружённые каноэ; горбатые холмы, подобные горбам верблюдов, нагруженным урожаем; все знаки и символы великолепного изобилия, все знаки и символы славных поколений. Редкое зрелище! Прекрасный вид! Редкое чудо, ничего более прекрасного мы в Марди не видели.

Но, скитаясь по этой восхитительной области, мы прошли через поле колосьев высотой до подбородка, где измученный старый жнец бросил свой серп, моля о милосердии ради богов:

– Хлеба, хлеба! Или я умру среди этих снопов!

– Обмолоти своё зерно и делай что хочешь.

– Увы, господа, это зерно не моё; я пашу, я сею, я жну, я вяжу, я складываю – и всё идёт в амбары господина Примо. Бредя дальше, мы пришли в деревню, скрытую в ложбине, и увидели множество носящих траур жалующихся дев, сидевших на берегу; около каждой лежало веретено, которое было сломано.

– Ло, мы голодаем, – кричали они, – наши прялки сломаны, мы не сможем ничего больше свить и сплести!

Далее от хранилищ шли шумные толпы мужчин, чьи руки указывали назад.

– Хлеба! Хлеба! – кричали они. – Чародей изгнал нас из нашей речной долины, где мы трудились с былых дней славной Зелёной Королевы. Он сковал нас унынием и лишил того, чего мы жаждем. Словно овцы, мы мрём от гниения. Будь проклят чародей. Будь проклят весь его род.

Повернув наши шаги к этой долине, мы заметили ревущие внизу скалы потоки с гор. Но прежде чем эти воды попадали в море, они отдавали вассальную дань. Проходя через трубы и рвы, они крутили большие колёса, давая жизнь десяти тысячам клыков и пальцев, ухватке которых ни одна сила не смогла бы противостоять и чьё прикосновение одновременно было мягким, как бархатная лапа котёнка. С грубой силой они опускали большие тяжести, затем изящно переплетались и вращались, как хобот слона, лежащего неподвижней бегемота и считающего пульс у мотылька. Со всех сторон место, казалось, изобиловало своими валами. Круг за кругом, круг за кругом со всех сторон оно исторгало поразительные произведения при каждом вращении, непрерывном, как циклы небес. Громко пел ткацкий станок, молнией летал челнок, алея, ревел мрачный штамповочный пресс, звенели наковальня и кувалда; и ни единого смертного рядом.

– Что тебе, чародей?! Вали прочь из своей пещеры!

Но глухи были все валы, подобно немым, безмолвно ожидающим Султана.

«Какими мы родились, такими мы и будем жить!» – вот что прочитали мы на тёмно-красном плакате, презревшем тёмно-красный цвет облаков, на фургоне среди буйной толпы красных шапок, проехавшем мимо нас, когда мы вышли из речной долины. Много других плакатов следовало дальше, чёрных или кроваво-красных:

«Марди – людям!»

«Долой землевладельцев!»

«Настала наша очередь!»

«Мы правы! Долой обман!»

«Хлеба! Хлеба!»

«Овладеем течением, прежде чем оно повернёт!» Размахивая своими плакатами и поднимая их поверх дубинок, молотов и серпов, толпа с жестокими воплями приближалась к дворцу Белло. В первую очередь протестами и жестами остальных безумцев подстрекали шесть масок.

– Сюда! Сюда! – кричали они. – Лесом, тёмным лесом!

После чего все вбежали в рощу, и тогда внезапно маски прыгнули вперёд, открыв длинную замаскированную траншею, в которую попадали многие из тех, кого они вели. Но маски умчались и, достигнув дворца Белло и подняв тревогу, затем отправились отсюда в лес с копьеносцами, которые устроили беспорядочную бойню в роще. Как льдинки разбиваются об айсберги Новой Земли, так были смяты молоты и серпы. Их хозяева, яростно преследуемые, бежали. Тем временем появились храбрые герольды Белло и водрузили венки на эти шесть масок.

– Привет героям! Достойным и отважным! – кричали они. – Вот так наш господин Белло вознаграждает всех тех, кто служил ему, поскольку они были наняты для предательства своих знакомых и родни.

Всё ещё продолжая наши поиски, мы долго блуждали по всем полянам и теням Доминоры, но Йиллу нигде не нашли.

Глава XLV

Они созерцают государственное каноэ короля Белло

Наконец, сказав «адью» королю Белло и среди мычащих волов покончив со многими ритуалами его гостеприимства, мы отбыли на берег. Но перед погрузкой остановились, чтобы пристально рассмотреть объект, который долго привлекал наше внимание.

Сейчас, когда у всех бравых кавалеристов есть особая невиданная восхитительная амуниция с ярким покрытием для особых великих случаев для выхода на равнину, так и гордостью морских властелинов навсегда стала некая блестящая праздничная отделка, устроенная для того, чтобы переплыть море.

Когда в древности искавший славы Ясон, сопровождаемый своими молодыми многообещающими лейтенантами Кастором и Поллуксом, предпринял утомительное путешествие к Колхиде, то он шагал по славным доскам славного судна

«Арго», которое походило на лебедя.

И когда троянец Эней, блуждая по Западу, обнаружил прекрасную землю в Лацио, то именно на прекрасном судне «Большой Телец» он приплыл к ней: с великолепно украшенной кормой и носом, прямым, как копьё.

И когда под звуки свирели и псалтериона, скользя вниз по Нилу в приятной тени его пирамид, Клеопатра, приветствуя безумного Марка, сидела на троне, установленном на квартердеке великолепной кедровой гондолы со свисающими шелками и атласами, то вёсла этого судна были покрыты серебром, звучащим как флейты. И Королева Бесс также имела привычку развлекаться на старой Темзе.

И несгибаемый Торф-Эгилл, датский Викинг, учёл каждый шаг в изящной яхте, чьи мачты были сделаны из молодых елей Зеландии и чей нос был как у тюленя, держащего лезвие меч-рыбы. Он называл его Грейхаундом – настолько быстрым был его киль – или морским ястребом из-за запачканного кровью его клюва.

И, нащупывая идущие вниз ступени лестницы своего дворца, слепой старый Дож Дандоло часто садился в свою позолоченную баржу, как лорд-мэр в окружении гражданских лиц, едущий от Ратуши в своей колеснице. Но с носа корабля шагнул уже другой Дандоло, когда в Константинополе он первым выпрыгнул на берег и девяностолетней десницей водрузил знамя Святого Марка среди множества длинных флажков длиннобородых турок.

И у Камбо Самы, Императора Японии, была джонка-дракон, плавучий Джаггернаут, в которой он жёг ладан для морских божеств.

И у Каннакоко, Короля Новой Зеландии, и у первого таитянского Помари, и у властелина Пилау – у каждого из них имелись в собственности длинные государственные каноэ, узкие, как морские змеи, вырезанные, как китайские футляры, и укомплектованные таким множеством воинов, что, погрузив свои вёсла в море, они привели бы его в волнение, как это делают косяки сельдей.

Чему было удивляться, что горбатый Белло, старый викинг Марди, должен был плавать на славной океанской колеснице?

В просторной береговой роще стояла она, как боевой конь Алп-Арслана или как конь, обожествлённый Калигулой; со скульптурами на её ровной корме, сделанными из раковин: медальонами, театральными масками, грифонами, чайками, чудовищами, львами с плавниками, крылатыми моржами, всеми темами моря – конницей, сражающимися кентаврами, крокодилами и акулами, и водяными, и известными всем русалками и Нептуном.

И в этом судне, подобном судну Дожа, король Белло ежегодно поднимался и обручался с Лагуной. Но обряд